Мирон Маркевич рассказал, как его пытали бандиты

19.10.2007

«Металлист» вернул меня к жизни». Немногословный тренер первого харьковского футбольного клуба, приведший команду в первую тройку украинского первенства Мирон Маркевич дал откровенное интервью изданию «Спорт-Экспресс».

 

Закаленный столкновениями с криминалом, смотревший в стволы пистолетов и автоматов, переживший профессиональное падение и вернувшийся в «высшую лигу» тренеров. Этот человек абсолютен. И горячо любим харьковскими болельщиками за самую светлую полосу в истории «Металлиста» за все годы независимости Украины.



— «Металлист» вернул меня к жизни. После неудачи с «Анжи», увольнения из «Карпат», смерти отца... Здесь я начал все с нуля. Из того состава, который принимал пару лет назад, остались два игрока. И в Харькове теперь футбольный бум. Меньше пятнадцати тысяч зрителей на стадионе не бывает. А когда в прошлом сезоне выиграли первые в истории клуба бронзовые медали, на городской площади под сто тысяч собралось! И три часа народ ждал приезда команды. Сейчас я — очень счастливый человек.

— А вот сезон в российском футболе вспоминать, наверное, не хочется?

— Вспоминать, конечно, неприятно. Я к тому моменту ушел из «Карпат», маялся без дела — и как раз во Львов пожаловали два гонца из «Анжи». Полмесяца жили в лучшем отеле города, пока не уговорили принять команду. Сначала-то ответил им категорическим отказом.

— Почему?

— Потому что созвонился со своим товарищем Леонидом Ткаченко. Он, поработавший в Махачкале, сказал: «Мирон, это тяжело. Почти нереально. Там конфликт в команде. Не думаю, что ты его решишь». Спрашиваю: «Хоть какой-то шанс есть?» — «Процентов десять...» Тогда «Анжи» шел третьим с конца.

— Как же вас уломали?

- Банальнейшая история. Я делал ремонт, квартира у меня в центре Львова, и стоило это дорого. Вот и повелся: таких денег, какие мне предложили, на Украине сроду не заработал бы. Для меня это было что-то фантастическое.

— Сколько?

— Зарплата — 15 тысяч долларов. А в «Карпатах» получал две. Тут еще и жена: «Tы же понимаешь, надо завершить ремонт. Tы справишься...» И я нырнул в это дело. Плюнув на то, что вообще ничего не знаю о чемпионате России. Мне люди из «Анжи» говорили: «Мы пресытились российскими тренерами, они нас дурят...» Правда, зарплату вытребовал за три месяца вперед, чтобы покончить с ремонтом.

— Мудро.

— Оставил деньги жене, а сам — в Махачкалу. Приняли меня замечательно. Едва взглянув на команду, с порога заявил: «Слово даю, что не вылетим!» Искренне был в этом уверен. Только об одной помощи попросил — чтобы нас не трогали судьи. Но тогда я понятия не имел, что конфликт в команде завязан на национальной почве.

— А конкретнее?

 

— До меня прошли выборы капитана. И два претендента, Агаларов с Будуновым, переругались. Полкоманды за этого, половина — за того. Одни ко мне подходят: «Мирон Богданович, мы за вас. Но вот Будунов...» Следом — другие: «Готовы помогать, но Агаларов - помеха...» Через пару игр и на поле все перенеслось. Потом с судьями начались проблемы.

Судил нас как-то Шавейко, с которым мы вместе играли. Подошел к нему: «Валера, объясни, что происходит?» И он рассказал: у «Анжи» долги перед одним арбитром, другим, третьим... Вот тогда до меня дошло, за что я взялся.

Говорю руководству: «Ребята, либо закрывайте все вопросы, либо давайте разойдемся. Зарплату верну. Зачем из меня клоуна делать? Если вы наследили, вам и подметать. Но я-то ни при чем».

— Поняли, что вылетаете?

— Понял, что плохо дело. Вскоре еще одна беда подкралась. Серьезно заболел отец, стало ясно, что не выкарабкается — и с этого дня мне было не до футбола. Узнав, что из Японии вернулся Гаджиев, сам предложил его кандидатуру: «Он местный. Может, вытянет команду, а я уже не могу».

— Однако и Гаджиев не уберег «Анжи».

— Да, хотя считаю его великим тренером. Но слишком глубоко зашел конфликт у игроков. Да и чувствовалось, что республике команда больше не нужна.

— Сколько вы в «Анжи» провели?

— Три месяца. Одно из самых ярких впечатлений за это время — знакомство с Расулом Гамзатовым. Побывал у него дома. Ему, бедняге, уже совсем худо было, но он приходил на футбол. В первом при мне матче «Анжи» сыграл вничью с «Локомотивом», и нас с Семиным пригласили к Гамзатову.

— Что сказал вам поэт?

— «Спасибо за эту игру. Я вам очень признателен». — «Да это я, — отвечаю, — признателен, что вы пришли». Гамзатов — гений. Не знаешь, что такой человек может написать завтра... А жил он рядом со стадионом. Мы брели к его дому, и краем глаза я видел, как нас охраняют люди с автоматами.

Несмотря на то, что в Махачкале не получилось, я ни о чем не жалею. Ни секунды. Тренер через все должен пройти — возможно, поэтому у меня сегодня что-то ладится в Харькове.

Там завалил — здесь выиграл.

— В кавказской команде способен работать лишь местный человек?

— Не обязательно. В Дагестане очень душевные люди. Прошло столько лет, а, когда встречаемся на сборах, Акаев, Будунов, Агаларов подходят и говорят добрые слова. Обнимаемся, целуемся. Они понимают, что я ни в чем не виноват, что это они должны были найти компромисс.

— Вам еще хочется попробовать себя в чемпионате России?

— Спасать больше никого не поеду. Хоть с богатыми командами никогда не работал. Все были средними — что «Карпаты», что запорожский «Металлург», что «Волынь», что нынешний «Металлист». «Волынь», которую знать никто не знал, заняла пятое место в чемпионате Украины, «Карпаты» дважды вышли в Кубок УЕФА, «Металлист» стал третьим... Но в клубы, где считают каждую копейку, пусть идут тренеры помоложе.

— В Запорожье вам, кажется, хорошо работалось?

— Очень хорошо. Я поступил как дурак. Мы создали отличную команду, которая через год играла в еврокубках. Но во Львове сказали: «Tы же наш, обязан поднять родной футбол...» И я отправился поднимать. После этого четыре года жизни — коту под хвост. Окунулся в такое болото, что никому не пожелаю повторить. Счастье, что сейчас оказался в Харькове и все это выбросил из головы. Видели б вы меня года три назад — не узнали бы.

— Надеялись, что однажды оживете?

— Нет. Думал, уже все. Никто не приглашает, все забыли, с «Анжи» и «Карпатами» не пошло. Кому я нужен?

— Могли бы и запить.

— До этого не доходил. Но рядом был... А потом попал в руки к бандитам. Которые издевались пять часов, хотели забрать миллионы. Когда у меня в кармане была пара рублей.

— Вот про этот случай расскажите подробнее.

— Я в курсе, кто это организовал, но всего рассказать не могу. Началось с отставки из «Карпат». При том, что шли на третьем месте. Вызвал президент клуба Дыминский и сказал: «Ты уволен. Я тебе не доверяю».

Я, к слову был его доверенным лицом на выборах в Верховную Раду. «Карпаты» играли успешно, народ мне верил. Катался два месяца по всей области и агитировал. В день выборов мы проиграли "Шахтеру", но Дыминский прошел-таки в Раду. Прилетели из Донецка, утром от него звонок: «Приезжай». Думал, поблагодарить хочет, шампанского выпить — за ту мою агитацию. Я же не последнюю роль сыграл.

— Приехали — и что?

— Поднялся к нему домой, говорю — команда, мол, сражалась. И слышу: «Да нет, ты не понял. Ты больше не работаешь. Иди, попрощайся с ребятами». Они не поверили, когда я им сообщил эту новость. А потом президент заявился к ним со словами: «Я вас уничтожу!» Самое интересное, что потом он же меня вернул в клуб.

— И вы согласились?

— После Махачкалы — согласился. Надо было на что-то жить. Стыдно признаться, но я книги тайком распродавал. 12-томник Дюма, помню, куда-то снес, который при Советской власти с огромным трудом доставал. Трудно об этом рассказывать...

— А люди думают, что тренеры высшей лиги — миллионеры.

— Вот и бандиты, пять часов сидевшие на моей спине, так считали. Вставили кляп и завязали глаза. Один палец, который тогда сломали, до сих пор не сгибается. Когда тебя бьют молотком по хребту, ты готов отдать все. Никто этого не выдержит, разве что в кино. А мне ведь еще говорили, что знают все адреса и поедут к жене, матери: «Они-то уж точно тайники выдадут. Так что лучше отдай сам».

— Отдали?

— У меня было только восемь тысяч долларов, отложенных на черный день. Их отдал сразу. Сперва бандиты просили миллион, потом 500 тысяч. От восьми просто пришли в ярость.

— Как вообще все произошло?

— Я со своей овчаркой был на даче под Львовом. Вдруг кто-то начал рычать за дверью. Это была не моя собака, моя никогда не рычит. Человек «работал» под собаку. Открываю — тут же удар, и все. Дождь, ночь, темно. 1 сентября 2004 года.

Этих людей нашли. Устраивали очные ставки. Я им сказал: «Ребята, к вам у меня никаких вопросов. Живите, как считаете нужным». — «Ты боец, мы тебя признали». Вот и все их слова. На суд я не ходил. Понятно, что это был заказ, а исполнители меня не интересуют.

— Вы встречаетесь с человеком, который это заказал, — и что?

— Мы не встречаемся. Не хочу его видеть. Время рассудит.

— Но вы же не простили?

— И никогда не прощу. Меня в родном городе опустили ниже помойной ямы. Разве можно простить?

— Вас пытали пять часов — и чем все закончилось?

— Эта банда убила многих людей. По-настоящему жутко стало, когда они, накачавшись наркотиками, взяли пистолет и начали стрелять холостыми патронами в голову. А удары молотком, щипцы — это так...

Могу лишь догадываться, почему меня не завалили. Наверное, убивать было не велено. Хотя в какой-то момент сам крикнул, чтобы мочили меня поскорее... А закончилось тем, что они сказали: «Ладно, живи. Ты молодец, не обо...лся. Уважаем. У нас люди чего только не делают. Мы уйдем — а ты найди щипцы и развяжись».

Как бы дико это ни прозвучало, но, быть может, в глубине души я даже им благодарен. Тот, кто пережил что-то подобное, меня поймет. Становишься другим человеком. Поверьте, меня уже ничем не сломаешь.

— После этого не хотелось навсегда уехать из Львова?

— Нет. Дом этот не продавал и продавать не собираюсь. Потому что его строил отец. Когда приезжаю во Львов, по-прежнему там ночую. Иногда, правда, просыпаюсь с каким-то нехорошим чувством. Есть какой-то страх, но не за себя. За жену и детей.

— Ваш отец тоже был тренером?

— Да, занимался с детьми. Отцу было 18, когда в годы войны его увезли в Германию. Работал на заводе BMW. Потом, естественно, был сослан в Сибирь. Выжил чудом. Я с детства гонял в футбол, мама не возражала, но хотела дать мне хорошее образование. И я учился в единственной на весь Львов английской спецшколе, знаю в совершенстве польский язык. Окончил музыкальную школу. Причем родители не пожалели денег на пианино знаменитой фирмы «Блютнер». Когда вырос, его купил один львовский композитор. Увидел этот «Блютнер» у меня дома, рухнул на колени: «Продай».

— Если сейчас сядете за рояль, что сыграли бы?

— Полонез Огинского. Родителям я обязан не только любовью к музыке. Живопись, искусство, литература — все, что они заложили в меня с юных лет, осталось со мной. Обожаю музеи и картинные галереи, при первой же возможности вожу туда игроков.
Убежден, что каждый должен побывать в галерее Уффици и в Сикстинской капелле. После этого начинаешь иначе смотреть на мир. Мы, спортсмены, настолько зацикливаемся на голах, очках, секундах, что порой забываем о чем-то более важном. Голы и очки никуда не денутся. Но если человек расширит кругозор, ничего кроме пользы это ему не принесет.

— Футболисты от походов по музеям не стонут?

— Нет. Им нравится. Запомнился случай, когда во Флоренции вместе с запорожским «Металлургом» посетили Уффици. Долго бродили по залам, а в конце подходит ко мне игрок и с тревогой в голосе спрашивает: «А где же Джоконда?» — «В Лувре». — «Как?!» — «Не волнуйся, сынок, — отвечаю, — когда-нибудь мы и туда попадем».


— Какой известный футболист без тренера Маркевича не состоялся бы? Кто — ваша гордость?
— Выделю троих: Лужного, Гусина и Езерского. На Лужного обратить внимание мне посоветовал отец. Олег поначалу ничем не выделялся. Но тренироваться готов был сутками. На базе «Карпат» я просыпался в семь утра от стука мяча. Выглядываю в окно - а на поле Юрчишин, который уже заканчивал карьеру, и Лужный. С семи до девяти они отрабатывали удары. В двенадцать, если не было утреннего занятия, эта парочка снова выходила на поле. В пять — обычная тренировка, после которой Юрчишин с Лужным перемещались на соседнюю площадку, где продолжали возиться с мячом. И так — четыре года! В команде были ребята поталантливее Олега, но, видя, как он пашет, я не мог не включать его в состав.

Как-то в Киеве встречает меня Пузач: «Лобан ищет правого защитника. Есть кто-нибудь на примете?» — «Приезжай, — говорю, — на Лужного посмотреть. Второй Лозинский! Его обтесать немного надо, зато здоровья — вагон». Спустя три месяца Лужный был игроком уже не только киевского «Динамо», но и сборной СССР.

— А Гусина где присмотрели?

— Приняв «Карпаты», начал я местную молодежь собирать. Мне говорят: «Есть такой Гусин, бывший легкоатлет». Посмотрел: высокий, бежит, но школы никакой. Тем не менее оставил его в команде. Он в атаке еще играл. А отец Андрея был помешан на киевском «Динамо». Однажды схватил сына в охапку и отвез к Суркисам. В «Динамо» он сначала не заиграл, отдали в аренду киевскому «Арсеналу» — там тоже в запасе прозябал. И решили мы его забрать назад, в «Карпаты». Приехал в Киев, посадил Андрея в машину и — прямиком во Львов. Но отъехали недалеко.

— Что случилось?

— В «Динамо» обо всем прознали и организовали погоню. На трассе нас подрезал джип. Выскочили люди, наставили автоматы: «Ты что себе позволяешь?» Затолкали Гусина в свой автомобиль и повезли обратно. А дальше «Динамо» возглавил Лобановский и сделал из Андрея блестящего опорного хава.

— Удивились?

— Не то слово! Не представляю, кто, кроме Лобановского, мог разглядеть в нем тогда такие задатки. Ведь как раскрылся Гусин на этой позиции! Словно всю жизнь там играл. Ни одного лишнего движения: принял — отдал, принял — отдал.

— А Езерского вы за что из «Карпат» выгоняли?

— До этого он играл на КФК за какое-то село. Пригласил я его в «Карпаты», но он не сразу видно, понял, куда попал. Мне разных глупостей наговорил, с врачом не поладил. И дал я ему пинка под зад в воспитательных целях. «Ступай, — говорю, — в свою деревню на 50 долларов в месяц». Через полгода Володя сам пришел: «Мирон Богданович, бесплатно согласен играть — только возьмите назад».

— Наши тренеры часто отправляются на стажировки за границу. Вы, наверное, не исключение?

— Да, побывал у Даума в «Байере», две недели провел у Капелло в «Роме». Мне кажется, что мы, славянская школа тренеров, себя недооцениваем. Ничего сверхъестественного в зарубежных специалистах нет. Например, у того же Капелло вся тренировка — восемь-девять упражнений, не больше. Другое дело, как он управляет командой, с каким настроем подводит и ее, и себя к матчу. С виду Капелло неприступный, но после тренировки мог обнять и расцеловать Кассано, хотя до этого над ним буквально издевался.

— Каким образом?

— Тренировка в разгаре. Капелло дает какие-то указания, а Кассано стоит ворон считает. Капелло подзывает его и говорит: «Давай пять рывков от ворот до центра поля». Тот пробежал. Казалось, инцидент исчерпан. Все работают дальше. Вдруг свисток. «Иди сюда, — машет тренер рукой Кассано, — Ты не добегал. Давай еще пяток рывков». Смотрю: Кассано побагровел. Еще бы! Такое унижение на глазах у всей команды! Но деваться некуда — побежал. С Кафу или Тотти, конечно, Капелло никогда бы себе не позволил подобное. Кассано же он воспитывал. Парень-то безумно талантливый, а в голове ветер гуляет. В футболе, к сожалению, это обычная история. Сколько на моем веку пропало талантов!

— За кого особенно душа болит?

— В таких случаях вспоминаю Романа Хижака. Легенда львовского футбола. Я никогда не тренировал его, мы играли вместе. Вот это был игрок от Бога. На поле умел все. Да о чем говорить, если Бесков приглашал его в сборную — из «Карпат»! Но с режимом Хижак в ладах не был. Ночью 91-го его убили в пьяной драке. Роману было 33 года. Я его хоронил. Больше было некому... Меня тогда едва назначили главным тренером «Карпат». Прихожу к президенту клуба: «Хижака убили». «А кто это?» — спрашивает. Разыскал в его селе родственников. Те ни слухом ни духом: «Да мы и знать его не хотим, он все пропил».

— Как вам в «Металлисте» удалось перевоспитать Рыкуна, некогда слывшего первым пьяницей украинского футбола?

— Приглашая Рыкуна, конечно, я здорово рисковал. Тем более что «Днепр» просил за него очень солидную сумму. Но что для человека важно? Видеть, что он кому-то нужен. И поддержать его в трудный момент. Саше хорошо в Харькове, его полюбили болельщики. Он это ценит. Все его чудачества в прошлом. Рыкун будет играть у меня в команде столько, сколько я буду ее возглавлять. Скажу больше: я бы очень хотел, чтобы со временем он стал моим помощником. Уверен, что из него получится отличный тренер. Мало кто так понимает футбол, как Рыкун.

— Он самый сложный футболист, с которым сталкивались?

— Нет, самые сложные — это тихушники. Потому что от них не знаешь, чего ждать. А с такими, как Рыкун, всегда договориться можно.

// Спорт-Экспресс

bigmir)net TOP 100